Том 4. Стихотворения - Страница 12

В ней старыя мысли проснулись опять.
Змеиные стебли никак не унять,
И возле шуршащих зазыбилась гладь.

Прямится змеиный – не выпрямлен рост.
А тихая поступь умноженных звезд
Уж Млечный повсюду обрызгала мост.

Кто хочет, пусть дремлет. Кто может, пророчь.
Лавинная мгла залила узорочь.
Всемирно мерцает безгласная Ночь.

Колыбельная

Я всегда убаюкан колыбельною песней,
Перед тем как в ночи утонуть,
Где, чем дальше от яви, тем странней и чудесней
Открывается сказочный путь.
В дни как был я ребенком, это голос был няни,
Уводивший меня в темноту,
Где цветы собирал я для певучих сказаний,
Их и ныне в венок я сплету.
В дни как юношей был я, мне родныя деревья
Напевали шуршаньем вершин,
И во сне уходил я в неземныя кочевья,
Где любимый я был властелин.
А поздней и позднее все грозней преступленья
Завивали свой узел кругом.
Но слагала надежда колыбельное пенье
И журчала во мне родником.
И не знаю, как это совершилось так скоро,
Что десятки я лет обогнул.
Но всегда пред дремотой слышу пение хора,
Голосов предвещающих гул.
А теперь, как родная так далеко Светлана,
И на чуждом живу берегу,
Я всегда засыпаю под напев Океана,
Но в ночи – на родном я лугу.
Я иду по безмерным распростертым просторам,
И, как ветер вокруг корабля,
Возвещают мне реки, приближаясь к озерам,
Что бессмертна Родная Земля.
А безмерная близко расплескалась громада,
И всезвездный поет небосвод,
Что ниспосланный путь мой весь измерить мне надо
И Светлана меня позовет.

Мать

Птицебыстрая, как я,
И еще быстрее.
В ней был вспевный звон ручья
И всегда затея.
Чуть ушла в расцветный сад,
С нею я ребенок,
Вот уж в дом пришла назад,
Целый дом ей звонок.
Утром, чуть в лугах светло,
Мне еще так спится,
А она, вскочив в седло,
На коне умчится.
Бродят светы по заре,
Чада ночи древней.
Топот брызнул на дворе,
Он уж за деревней.
Сонной грезой счастье длю,
Чуть дрожат ресницы.
«Ах, как маму я люблю,
Сад наш – сад Жар-Птицы!»
Долгий, краткий ли тот срок,
Сны всегда – обновы,
А к крыльцу уж – цок-цок-цок,
Скок и цок подковы.
Вся разметана, свежа,
Все в ней – воскресенье.
Разве только у стрижа
Столько нетерпенья.
«Ты куда же в эту рань,
Мама, уезжала?»
В губы чмок, – и мне, как дань,
Ландышей немало.
«Ну, скорее день встречай»,
Я бегу веселый.
Как хорош душистый чай,
На сирени пчелы.
Мать веселия полна,
Шутками прекрасна.
С ней всегда была – весна
Для зимы опасна.
Только вздумаешь взгрустнуть, –
У нея лекарство –
Мысль послать в лучистый путь,
В радостное царство,
«Ты чего там приуныл?
Морщить лоб свой рано».
И смеется, смех тот мил,
Плещет фортепьяно.
Знал я в ранних тех мечтах,
Как без слов любовен
Храмовой ручьистый Бах,
Вещий дуб, Бетховен
Как возносит в высоту,
Уводя из плена,
Шуман, нежащий мечту,
Лунный взлет Шопена.
Как пленительно тонуть
В Моцарте и Глюке.
И обнять кого-нибудь
Странно жаждут руки.
Как в родную старину
Мчит певучий Глинка.
С ними к творческому сну
Льну и я, былинка.
Сладко в память заглянуть,
В глубь такой криницы,
Где подводный виден путь
К сказке Царь-Девицы.
Так предвидя, угадать
Сказ о дивном зельи
В жизни может только мать,
Мудрая в весельи.
И поздней, как дни, созрев,
Меньше дали света,
Превращать тоску в напев
Кто учил поэта?
Был иным я утолен,
Знал иныя жажды,
Но такой лучистый сон
Снится лишь однажды.

Отец

О мой единственный, в лесных возросший чащах,
До белой старости, всех дней испив фиал,
Средь проклинающих, среди всегда кричащих,
Ни на кого лишь ты ни разу не кричал.

Воспоминания, как зерна светлых четок,
Перебираю я, сдвигая к кругу круг,
И знаю, что всегда ты божески был кроток,
Как тишь твоих полей, как твой зеленый луг.

Но, угли шевеля в полупотухших горнах,
Припоминая все, душой, за часом час,
Я вижу, как в глазах, в твоих, как полночь, черных,
В молчании пылал огнепалимый сказ.

Ты наложил печать, нет, крепких семь печатей,
На то, что мучило, и ясным был всегда,
Как зыбь листвы ясна, в лесу, на срывном скате,
Как ясной зрится нам глубокая вода.

И я горю сейчас тоской неутолимой,
Как брошенный моряк тоской по кораблю,
Что не успел я в днях, единственный, любимый,
Сказать тебе, отец, как я тебя люблю.

Я

В мои глаза вошли поля, моря, леса,
Мои зрачки – огонь, в них Солнце задремало.
Люблю Вселенную. Я верю в чудеса.
Они во всем, что ширь и что предельно-мало.

Мы загораемся сквозь сумрак голубой,
Когда, незримые, вступаем в мир зачатий,
И благо, если кто отмечен так Судьбой,
Что он в себе самом хранит ея печати.

Какой из дальних звезд залюбовалась мать?