Том 4. Стихотворения - Страница 16


К оглавлению

16
На застенчивой щеке.
  Кто-то вспомнил что-то где-то,
  Самого себя ища,
  В ярком выступе просвета
  Бьется лист о лист плюща.
Камня луннаго окраска –
В глубь себя вошедших – слов,
Паутинная завязка
Неразвязанных узлов.

Смычок над струной

Казался мне странным смычок над струной,
Как будто бы кто-то, склонясь надо мной,
Ласкал меня нежно, но лаской бия,
Чтоб в страсти душа обнажилась моя,
И вскриком душа, не стыдясь, возвещала: –
«Люби меня! Мучь меня! Мало мне! Мало!»
Казалась мне странной струна под смычком,
Себя узнавал в захмелевшем другом,
В том пальце, дрожавшем вдоль зыбкой струны,
В аккорде, пропевшем глубокие сны: –
Захват – для отдачи и в сладостном плаче
Свершенье – издревле нам данной задачи.

В Карпатах


  В горах я видел водопад,
Там в Татрах, в лоне бурь, в Подгале,
  Звучаний бешеных в нем лад,
Вверху – гранитныя скрижали.
  И кличет там орел к орлу,
Над пряжей влаги разъяренной,
  Что, кто восходит на скалу,
Нисходит в дол – преображенный.
  И в рокоте гремучих вод,
Где вскип со вскипом в вечной сшибке,
  Как будто птица мглы поет,
И в тонком вспеве струны скрипки.
  И как у скрипки есть аккорд,
Когда все струны, все четыре,
  Вспояют вспев, что гулок, горд,
Ведут полет мечты все шире, –
  И вдруг сменяются одним
Уклоном вкось, – разрыв в узорах,
  Пронзенный вопль, и звук – как дым,
Как зов теней, как дальний шорох, –
  Так многогулкая вода,
Достигши ярости забвенной,
  Вдруг станет смутной, как слюда,
И сединою брызжет пенной.
  Не есть ли в этом полный круг
Пробегов ищущаго духа
  До семицветных тихих дуг,
Где гром слепой не ропщет глухо?
  И не о том ли вещий сказ,
Что клекотом орлы седые
  Роняют, озаряя нас,
В горах, где каменныя выи?
  И потому в разгуле вод,
Где вскип со вскипом в вечной сшибке,
  Глубинный голос гор поет,
И верный голос мудрой скрипки.

Судьба


Судьба мне даровала в детстве
Счастливых ясных десять лет,
И долю в солнечном наследстве,
Внушив: «Гори!», – и свет пропет.


Судьба мне повелела, юным,
Влюбляться, мыслить и грустить.
«Звени!» шепнула, – и по струнам
Мечу я звуковую нить.


Судьба, старинной брызнув сагой,
Взманила в тающий предел,
И птицей, ветром и бродягой,
Весь мир земной я облетел.


Судьба мне развернула страны,
Но в каждой слышал я: «Спеши!»
С душою миг познав медвяный,
Еще другой ищу души.


Судьба мне показала горы
И в океанах острова.
Но в зорях тают все узоры,
И только жажда зорь жива.


Судьба дала мне, в бурях страсти,
Вскричать, шепнуть, пропеть: «Люблю!»
Но я, на зыби сопричастий,
Брал ветер кормчим к кораблю.


Судьба, сквозь ряд десятилетий,
Огонь струит мне златоал.
Но я, узнав, как мудры дети,
Ребенком быть не перестал.


Судьба дает мне ведать пытки,
На бездорожьи нищету.
Но в песне – золотые слитки,
И мой подсолнечник – в цвету.

Жаждою далей

«Жаждою далей и ширей…»

Вас. Ив. Немирович-Данченко. Из письма

Жаждою далей и ширей,
Жаждою новых наитий,
Нам открываются в мире
Светлыя, тонкия нити.
  В звонкой Севилье. Я солнцем одет.
  Смуглые лики, но яркий в них свет.
  В пляске – завязка для нежных побед.
  К пляске зовет перехруст кастаньет.
В сердце, в просторах багряных,
Плещет горячая птица,
Кличет о сказочных странах,
Чует желанный лица.
  Вечно ли зелень родимых долин?
  Все ли мне узкий отрезанный клин?
  Где-то о звездах поет бедуин.
  В мире один – сам себе господин.
Стены, подвалы и крыши,
Изгородь – мыслям препона,
Мы – не запечныя мыши,
Нет нам такого закона.
  Наша порода – два сильных крыла.
  Странствие – юность, а юность светла.
  Если же юность за горы ушла,
  Радость полета всегда весела.
В ветре лететь альбатросом,
Рыбою плыть в Океане,
Серной бродить по откосам,
К срыву, за срывы, за грани.
  Солнце горячим проходит путем.
  Веруя в Солнце, за Солнцем идем.
  Море певучий поит кругоем.
  С Морем и с ветром мы волю поем.
Гондола, струг и каноа,
В чем бы ни плыть, уплывая.
Сказку сложить – на Самоа,
Песню – на высях Алтая.
  Если горенье, – гореть я хочу.
  Если боренье, – с мечом я к мечу.
  Буря ли кличет, – разметанность мчу.
  Гром ли, – откликнусь, – грохочет он, – чу!

Клад


Далеко, за синими горами,
За седьмой уступчатой горой,
Древний клад зарыт в глубокой яме,
Досягни и, взяв свой заступ, рой.
  Пред горами мертвыя пустыни.
  Помни, в них самум и нет воды,
  Средь песков от века и доныне
  Черепов скопляются ряды.
Многие достигли здесь предела.
Это те, что взять хотели клад,
Но в пути хотенье охладело,
Пожелало путь найти назад.
  Захвати на долгая недели
  Мех с водой и пей лишь по глоткам, –
  Ты песчаной избежишь постели
16