Том 4. Стихотворения - Страница 5

И в отроке пламень так жгуче был явен,
Что, чуть просвирелил он первый свой вздох,
Как сонный мгновенно проснулся Державин,
Почуяв, что снова с Россиею Бог.
Сгорели. Воскресли. И было так надо.
И снова. Но где же из пепла исход?
Когда опрокинем на воинства Ада
Двенадцатый год?

Над зыбью незыблемое

Шумит, шуршит и шелестит
Шипучий вал, свой бег свершая.
Шершав шатучей влаги вид,
Вода морей, она чужая.
Не пролепечет ручейком
Ту сказку воркотливой няни,
В которой с чудом ты знаком,
Вступая в мир по светлой грани.
В воде морей и нет реки,
Хоть в Море все впадают реки.
А как шуршат нам тростники,
Когда полюбим мы – навеки,
Навеки милое лицо
Любовью расцветет в апреле,
И от души к душе кольцо
Перескользнет под стон свирели.
Но эта летопись была
В родной глуши лесного края,
Где гуд густой колокола
Качают, в помыслы вливая.
Где в каждый день наш входит звон,
Ласкает Божья близость храма,
И лики темные икон
Овиты дымкой фимиама.
Но эта летопись цвела
В краю, где в зимний сон тягучий
Внезапно входит вздох тепла,
Под мартовской лиловой тучей.
Где Благовещенье, – как дух
В полутелесной оболочке, –
От сердца к сердцу шепчет вслух:
«Дарите синие цветочки».
Где с выси солнечных зыбей
Нисходит тайна без названья, –
Где не стреляют голубей,
А нежно чтут их воркованье.
Но эта летопись была, –
Ее не предадим ущербу! –
Там, где, христосуясь, пчела
Целует золотую вербу.
И вот чужой мне Океан,
Хоть мною Океан любимый,
Ведет меня от южных стран
В родные северные дымы.
И я, смотря на пенный вал,
Молюсь, да вспрянет же Россия,
Чтоб конь Георгия заржал,
Топча поверженнаго Змия!

Работница

…В пустыни Иоанна Крестителя Твоего дивиим медом воспитати благоизволил еси…

Требник

Познав, что дни проходят строго,
А не полетом мотылька,
Лишенный отчаго порога,
Внимаю, как гласят века: –
Одна работница у Бога,
Что тайну поняла цветка.

Пчела с прозрачным легким звоном,
Пока в дыму кузнец кует,
Не меньше трудится по склонам,
Своим трудам теряет счет,
И по обителям зеленым
Душистый собирает мед.

Жужжит причастница расцвета,
Летит лобзальница цветка,
Вся в хлопотах весну и лето,
Ей жизнь трудна, ей жизнь легка,
И полный сот, богатство это,
У ней берет моя рука.

О, вестник – ангелу соседний,
Живи, пчела, летай, звучи.
Твой дар другой, твой воск – с обедней,
И Солнце льет в него лучи.
Мы провожаем в путь последний –
Гореньем восковой свечи.

Зимняя

И в яви, и во сне,
Я бусинки качаю,
В оснеженной стране,
Где всюду ветер с краю.
Здесь всюду белый вид,
Лишь с синеватым оком
Ворона пролетит
В безмолвии глубоком.
Да в снеге сея знак,
Ко мне проскачет близко,
Ведет свой след беляк, –
От зайца рукописка.
Мелькнет вдали мужик,
Вон розвальни, савраска.
И снова – дикий лик,
Одна лесная сказка.
На восемь долгих лун
Из облачной утробы
Доносится бурун
И громоздит сугробы.
И в поздний час, и в рань,
Среди ветров сугубых,
Везде деревья, глянь,
В пушистых, белых шубах.
Но оттепель была
Почти что здесь неделю,
Я бусинки сплела,
Их в ветре колыбелю.
Ты думаешь, я кто?
Волшебница какая?
Царевна ли? Не то.
Моя судьба иная.
Весь белый мой покров.
Старинной ели детка,
Боярышня лесов,
Лишь зимняя я ветка.

Нежужжащия

Сонмы летящих, какая в вас нега,
Воздухом спетый танцующий стих.
Белыя пчелы с далекаго брега
Облачных рек и озер снеговых.

Если б вы были в гремучем июле,
Вы бы сомчались стезей грозовой.
Ныне безгласный вас выпустил улей
Веющий, реющий, тающий рой.

Высокия судьбы

Высокия звезды,
Высокия судьбы,
С дорогой на тысячи лет.
И каждый пробег их
Ликующий праздник,
В лучистое пламя одет.
Не им ли молились
На башнях высоких,
Смотря в голубой небосклон,
Чтецы звездословья,
Которыми славен
Нетленный в веках Вавилон.
Не их ли узором
В бессмертном Египте
И вязью согласных их строк,
В Луксоре, в Карнаке,
В святилищах вещих,
Горит храмовой потолок.
Не ими ли спеты,
Под гусли Давида,
Такие столетьям псалмы,
Что вот и сегодня,
Под звон колокольный,
Их хором воспомнили мы.
О Страшном, что ходит
Один по высотам,
В гореньи нездешней красы,
Вещал богоизбранный
Иов и пытку
На зведные бросил весы.
Высокия судьбы
Разведал в созвездьях,
Любовник пустынь, Бедуин,
Летя на арабском
Коне за самумом
В просторе песчаных равнин.
Самумом промчался,
Но в тысяче царств он
Взнесенную вскинул мечеть,
И в ночь правоверным