Ты любил глядеться в Небо голубое,
В зеркале лазурном утопая взглядом,
Ты видал там Бога. В час труда, и в бое,
Ты себя там видел с светлым Богом рядом.
Не принять умел ты роковые цепи,
Смело разбивал их, с злою силой споря.
Уходил далеко, за леса, за степи,
Доходил в стремленьи до живого Моря.
А теперь? Куда же вековая сила
Вся в конец иссякла, мелководьем стала?
Не запляшет звонко молот у горнила,
Пламя разучилось ткать светло и ало.
И когда подходит час грозы и битвы,
И когда на отдых час зовет к усладам,
Нет порыва в сердце, нет в душе молитвы,
И не Бог с остывшим, Кто-то Темный рядом.
9 сентября
Я не сплю, и размеренный маятник, в мрак,
Звуковой посылает мне знак.
И поет, заключая мгновения в счет,
Что минутное все протечет.
Проницая качаньем притихшую тьму,
Он сознанью твердит моему: –
«Ты ошибся во всем. Твой родимый народ,
Он не тот, что мечтал ты. Не тот».
И в глубоком сознаньи я должен молчать,
В этом говоре – суд и печать.
Не одни только сказки и песни и мед,
Сердце полную правду возьмет.
Не принять обвиняющий голос нельзя,
Через совесть проходит стезя.
И правдивую мысль та тропинка пошлет
Через пламя и бурю и лед.
Я любил на заре, я томился весной,
Причастился я песни родной.
Как случилось, что тот, кто так звонко поет,
Так бесчестно свой край предает?
Я от детства любил безрассудный размах
Тех, чье сердце отбросило страх.
Как же отдан врагу укрепленный оплот,
И трусливый лукавит и лжет?
Безконечная ширь. К полосе полоса,
Протянулись поля и леса.
Но окликни всю Русь. Кличь всю ночь напролет,
И на помощь никто не придет.
Там над ямою волчьей ощерился волк,
Человек в человеке умолк.
И петух скоро в третий уж раз пропоет: –
«Твой родной, он не тот. Он не тот».
12 сентября
Облитая кровью жертв самосуда,
Не с млеком, а с ядом взрастившая вымя,
На вече народов пришла ты откуда
И в шайке предателей как тебе имя?
На честных немногих толпой нападая,
Взамен правосудья принесшая ломы,
Комолая, грузно и слепо бодая,
Какие еще ты готовишь погромы?
Петух красноперый над мыслью и кровом,
Смешенье всех ликов в уродстве зверином, –
На зов благочестный ответишь ты ревом,
Ты, с бешенством бычьим и с духом ослиным.
Вспоенная кровью, поящая лжами,
Ты будешь, как только исполнится мера,
В глубокой, тобою же вырытой, яме,
Из чада исшедшая, призрак-химера.
19 сентября
Западни, наветы, волчьи ямы,
Многогласен лживый, честный нем.
Разве есть еще в России храмы?
Верно скоро сроют их совсем.
Подбоченясь, ходит дух горбатый,
Говорит: «Смотрите, как я прям».
И, забыв сражение, солдаты
По словесным бродят лезвиям.
Ряженый, гуляет темный кто-то,
Вслед за ним идут, оскаля рты,
Все, кому одна теперь забота: –
Сеять злое семя слепоты.
Вырвалось наружу из подполья
Полчища ликующих личин: –
Леность, жадность, свара, своеволье,
Точат нож, и клин вбивают в клин.
Дьяволы, лихим колдуя сглазом,
Напекут блинов нам на сто лет.
Разве есть еще в России разум?
Разве есть в ночи хоть малый свет?
19 сентября
Я знал леса, озера, и долины
Как сон великой истовой страны,
В ней были дни, достойные былины,
В ней были чары Солнца и Луны.
Я знал поля, желтеющие рожью,
Высокий труд, правдивые слова,
Я проходил, и видел – к придорожью
Везде склонялась свежая трава.
Я знал людей, их мерные движенья
С теченьем звезд в один слагались лад,
В глазах детей светилось отраженье
Цветов полей, и тех, что красят сад.
В смиренных днях дышала святость духа,
Свобода самородного ума,
И столько песен было чарой слуха,
Как будто это пела жизнь сама.
Я знал любовь к таинственному краю,
Где жертвы были сладостью сердец,
И вот с какой теперь я болью знаю,
Что самой яркой сказке есть конец.
Среди своих как быть мне иноверцем?
Густая ночь, укрой, спаси от дня,
Нельзя дышать, ни жить с пробитым сердцем,
Нет больше в мире братьев у меня.
Последняя ткань золотого ковра,
Последнее зарево осени красной,
Пред жертвой, холодной, жестокой, ненастной,
Пред вражьей минутой, твердящей: «Пора!»
Ты был светлоликим, недавно, вчера.
Весной не расслышав Пасхальное слово,
Что сможешь разведать от дня ледяного,
С кем будешь, и как, проводить вечера!
23 сентября
Скрыта вся земля туманами,