Том 4. Стихотворения - Страница 84


К оглавлению

84
Наливными, водопьяными,
  Будет ливень, будет грязь,
  Меж сердец порвется связь.


Листья, бывшие богатыми,
Пали судорожно-смятыми,
  В жестком ветре чуть жива
  Помутневшая трава.


За истекшими минутами
Глянуть вьюги, станут лютыми,
  Все, кто сеял в мире ложь,
  Встретят в днях седую дрожь.

24 сентября

Снящийся цветок


Я родился в цветущем затишьи деревни,
  Над ребенком звездилась лазурью сирень,
На опушке лесной, светлоюной и древней,
  И расцвел и отцвел мой младенческий день.


Не отцвел, – лишь, светясь, перешел в перемену,
  За цветами – цветы, к лепестку – лепесток,
Опьяняющий ландыш влюбляет вервену,
  Васильки словно песнь из лазоревых строк.


На прудах расцветали, белея, купавы,
  В их прохладные чаши запрятался сон,
И качали мечту шелестящие травы,
  Был расцветом мой полдень сполна обрамлен.


Я позднее ушел в отдаленные страны,
  Где как сталь под Луной холодеет магей,
И цветет булава, ест цветы как тимпаны,
  Как змеиные пасти ряды орхидей.


Я узнал, что цветы не всегда благочестны,
  Что в растеньях убийственный помысл глубок.
Но в Змеиных Краях мне не цвел неизвестный,
  Мне приснившийся, снящийся, жуткий цветок.


Лепестковый кошмар, лепестками обильный,
  Окровавленной чашей раскрылся во сне,
А кругом был простор неоглядный и пыльный,
  И чудовищный рев был подобен волне.


На несчетности душ выдыхает он чары,
  Захмелевший, тяжелый, разъятый цветок,
Чуть дохнет, меднокрасные брызнут пожары,
  И пролитая кровь – многодымный поток.


Эта сонная быль, чаша полная гуда,
  Смотрит тысячью глаз и стоит предо мной,
Из садов Сатаны к нам восползшее чудо,
  И как мед там внутри – заразительный гной.

Российская Держава


Российская Держава,
  Где все твое величье?
Корабль твой старый «Слава»
    Разбит и утонул.
Твои войска бессильны,
Умы и души пыльны.
  Ты в топях безразличья.
    Твой блеск – далекий гул.


Российская Держава,
  Была ты первой в мире,
Страдая величаво
    В своих стесненных днях.
Но вот разъялись хляби,
И лик взяла ты рабий.
  Упившись в диком пире,
    Проснешься – вновь в цепях.


Российская Держава,
  Твой краткий сон – свобода.
Но кто желает права,
    Тот должен помнить долг.
А дикость своеволья
Лишь малый миг раздолья.
  Нет правды у народа,
    И голос воли смолк.

6 октября

Ворожба месяца


Месяц бледный ворожил рядами теней,
  Тень за тенью, призрак призраком гоним.
И какой-то бледный голос давних дней
  Говорил: «Убита птица дней, Стратим».
Тень за тенью проходила без конца.
  Всем родимая покоилась в гробу.
Возникали в миге – страх и зыбь лица,
  И творил холодный Месяц ворожбу.
Безглагольная раскинулась страна.
  Над безгласной, – злой и властный Чародей.
Но невольница смеялась, как весна,
  Что во сне провидит волю близких дней.
Безглагольная проснулась вдруг вся даль.
  Но невольница в весне не знала слов.
Праздник воли быстро вырастил печаль.
  От души к душе глубокий рухнул ров.
Звон возник, и обнял благовест всю ширь,
  Но мгновенно оборвалось пенье птиц.
И кривым крылом шарахнул нетопырь.
  И пошли гулять разбега огневиц.
Обезумленная пьяная раба
  С головы шальной отбросила венец.
Не согрелась на пожарище изба,
  Из разбоя не скуешь златых колец.
Тень за тенью. – Что ты сделал? – Я бежал.
  И чтоб совесть успокоить, я убил. –
Пред лицом врага он смирно-тих и мал,
  С беззащитной у него довольно сил.
Кровь за кровью. – Что ты сделал? – Я поджег.
  И под стоны я плясал, плясал, плясал. –
Разум всей страны глубоко занемог.
  Будет черным цвет, что был чрезмерно ал.
Птица вольности великая, Стратим.
  У нее от моря к морю два крыла.
Дни сожженные – слепой и едкий дым.
  Птица радости убита. Жизнь прошла.

6 октября

Седая ночь


Охватной ощупью ползет седая ночь,
Гася, то тут, то там, ликующие пятна
Последних пламеней, и тает безвозвратно
Древесных яхонтов живая узорочь.


Под утро встанет вихрь, и все их сбросит прочь.
Не верится, что май дышал здесь ароматно,
Что зацветал июнь, что август благодатно
Всем самоцветам дал играющую мочь.


Узорный дом молчит. Покой его могилен.
Воспоминания попрятались в углах.
Но крайней алости еще придет размах.


Синь-пламень дьявольский в сердцах незрячих силен
И красный ждет петух, чтоб вдруг завихрить страх.
Глазами круглыми уж с ним стакнулся филин.

8 октября

Упрекающему меня


Может быть, судить я вовсе недостоин,
Может быть, что гнев совсем не мой удел,
Сладкопевец я, создатель дум, не воин,
Штык не поднимал, в окопах не сидел.


Может быть, ты прав; Красивее величье,
Помнить высоту, и все прощать в других.
Быть как Океан, в пустыне безразличья
84