17 ноября
В размеренном четком Камнеграде,
Где ждет чеканный лик Петра,
Когда же кончится игра
Безумных, захмелевших в чаде,
Людей ничтожных, без Вчера,
Без Завтра, – ком, где гад на гаде, –
В гранитном строгом Камнеграде
Зимой суровы вечера,
Еще суровей ночь без света,
В домах, где позабыта печь,
Как вольная забыта речь,
Все холодом седым одето,
И голод спит в капканах тьмы,
А лунный луч, как саван белый,
Нисходит в Град оцепенелый,
Сжимая в кандалы зимы
Давно застывшие умы.
Я мыслью прохожу по строгим
Знакомым улицам. Но Зверь,
Его же имя: «Лгущим верь»,
Все сделал мертвым и убогим.
Убийство правит там теперь.
Лазутчик всюду наготове,
Чтоб, заскрипев, раскрылась дверь
И снова пала тяжесть крови.
И снова Сатанинский меч,
Всегда несытый и кровавый,
Все будет жертв алкать, стеречь,
И похваляться той забавой,
Где правым тешится неправый,
Злодей к продажным держит речь,
А проходя от дома к дому,
В домах, где позабыта печь,
Немой идет как тень к немому,
Живые люди мертвых встреч.
В душе, в том внутрезорком взгляде,
Что досягает до светил,
Всегда живет в созвенном ладе,
Что сердцем зорко полюбил
За красоту творящих сил.
В душе я мысль о Камнеграде,
Тоску о нем не погасил.
В душе набат. В ней вопль об Аде.
И звук псалмов. И звон кадил.
Твердыня с мощностью стропил,
С устоем скреп. Созданье воли.
Рисунок гения в веках,
Где каждый шаг – исход из боли,
Умом преображенный прах,
Где каждый дом – крылатый взмах.
Не город, а напев гранитный,
Всей нашей гордости кудель,
Всей нашей славы колыбель,
Узор, с которым в дружбе слитной
Золотоглавая Москва.
Столица, глянувшая в Море,
Где внепредельна синева,
Где, с духом смелым в договоре,
Даль уводящая жива.
Столица – мысль, где стержень – Невский,
Венчалась с Пушкиным Нева,
Где высочайшие слова
Сказал сразитель вещества,
Коперник духа, Достоевский.
Пришел неотвратимый час,
Скрещение, во вражьей встрече.
Тысячелетних семиречий,
Чьи розны русла, чей рассказ
Еще не кончен и сейчас.
Но вы, зловещие предтечи,
Вы, чей бесовский спутник – страх,
У подходящего предела
Творите мертвое вы дело,
Вы злая воля на весах.
Бесам возбранено зачатье.
И в перекатных голосах,
В грядущем, в видящих глазах,
Один вам приговор: Проклятье.
В беду наворожив свой сглаз,
Начав преступную дорогу,
Вы пропасть кликнули в подмогу,
И пропасть всех поглотит вас.
Вселенная живет не ради
Пролитья крови, как потоп.
Знак духа – побежденный гроб.
И в возрожденном Камнеграде
Не коршун, расширяя зоб,
Кичиться будет над пустыней,
Всю землю превращая в склеп.
Я вижу вновь его твердыней
С двойным устоем прочных скреп.
Обильной будет вновь природа,
Узнав, что труд опять творец.
На вече мыслей и сердец,
В бреду зачатая, свобода
Возникнет вольной наконец.
И, камень взяв рукою верной,
Лелея замысел размерный,
Ваятель поведет резец.
И корабли в лазурном поле,
В сафире, полном серебра,
Вскрылят напев: «Давно пора!»
Во исполненье вещей воли,
В веках чеканного, Петра.
6 декабря
На избушке петушок
Скрип заводит бесполезный.
Красный вздыбя гребешок,
Внемля свисту долгий срок,
Песней тешится железной,
Перевертыш, лжет над бездной.
Под избенкой косогор,
А в избенке зоркий вор,
Плуг-мужик, детина ражий.
Лыки драл он с давних пор,
Лапти делал для продажи,
А еще гадал на саже.
Год гадает, а петух
Зря скрипит и дразнит слух,
Ничего не выходило.
Все же силен вражий дух,
Все же вору вражья сила
«Будешь барин!» говорила.
И прошло немало лет,
Распалился чертов цвет,
В саже – кровь и уголь ярый.
Черный красным разодет.
Все разгромлены амбары,
Взорван жар, горят пожары.
Кровь потоком пролилась,
Льется каждый день и час.
Черный красным размалеван.
Глаз бесовский – лютый сглаз.
Скачет вор, как заколдован,
К пляске дьявольской подкован.
Только видит – толку нет.